Неточные совпадения
И точно, что касается до этой благородной боевой
одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком
длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая.
Татьяна в лес; медведь за нею;
Снег рыхлый по колено ей;
То
длинный сук ее за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой;
То в хрупком снеге с ножки милой
Увязнет мокрый башмачок;
То выронит она платок;
Поднять ей некогда; боится,
Медведя слышит за собой,
И даже трепетной рукой
Одежды край поднять стыдится;
Она бежит, он всё вослед,
И сил уже бежать ей нет.
— Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, — продолжал он, поворачивая их, — какие же
длинные на вас свитки! [Верхняя
одежда у южных россиян. (Прим. Н.В. Гоголя.)] Экие свитки! Таких свиток еще и на свете не было. А побеги который-нибудь из вас! я посмотрю, не шлепнется ли он на землю, запутавшися в полы.
Этот Тимофеич, потертый и проворный старичок, с выцветшими желтыми волосами, выветренным, красным лицом и крошечными слезинками в съеженных глазах, неожиданно предстал перед Базаровым в своей коротенькой чуйке [Чуйка — верхняя
одежда,
длинный суконный кафтан.] из толстого серо-синеватого сукна, подпоясанный ременным обрывочком и в дегтярных сапогах.
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно одетые, но одинаково смирные люди, снимают верхнюю
одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам в большую, узкую и
длинную комнату, с двумя окнами в ее задней стене, с голыми стенами, с печью и плитой в углу, у входа: очевидно — это была мастерская.
Да где же это я в самом деле? кто кругом меня, с этими бритыми лбами, смуглыми, как у мумий, щеками, с поникшими головами и полуопущенными веками, в
длинных, широких
одеждах, неподвижные, едва шевелящие губами, из-за которых, с подавленными вздохами, вырываются неуловимые для нашего уха, глухие звуки?
Когда мы пили чай, в фанзу пришел еще какой-то китаец. За спиной у него была тяжелая котомка; загорелое лицо, изношенная обувь, изорванная
одежда и закопченный котелок свидетельствовали о том, что он совершил
длинный путь. Пришедший снял котомку и сел на кан. Хозяин тотчас же стал за ним ухаживать. Прежде всего он подал ему свой кисет с табаком.
Когда мы подходили к фанзе, в дверях ее показался хозяин дома. Это был высокий старик, немного сутуловатый, с
длинной седой бородой и с благообразными чертами лица. Достаточно было взглянуть на его
одежду, дом и людские, чтобы сказать, что живет он здесь давно и с большим достатком. Китаец приветствовал нас по-своему. В каждом движении его, в каждом жесте сквозило гостеприимство. Мы вошли в фанзу. Внутри ее было так же все в порядке, как и снаружи. Я не раскаивался, что принял приглашение старика.
Наш хозяин был мужчина среднего роста, 45 лет. Карие глаза его глядели умно. Он носил большую бороду и на голове
длинные волосы, обрезанные в кружок.
Одежда его состояла из широкой ситцевой рубахи, слабо подпоясанной тесемчатым пояском, плисовых штанов и сапог с низкими каблуками.
Уже сильно завечерело, красные облака висели над крышами, когда около нас явился старик с белыми усами, в коричневой,
длинной, как у попа,
одежде и в меховой, мохнатой шапке.
И она сознавала, что гордая «пани» смиряется в ней перед конюхом-хлопом. Она забывала его грубую
одежду и запах дегтя, и сквозь тихие переливы песни вспоминалось ей добродушное лицо, с мягким выражением серых глаз и застенчиво-юмористическою улыбкой из-под
длинных усов. По временам краска гнева опять приливала к лицу и вискам молодой женщины: она чувствовала, что в борьбе из-за внимания ее ребенка она стала с этим мужиком на одну арену, на равной ноге, и он, «хлоп», победил.
Форма
одежды визитная, она же — бальная: темно-зеленоватый,
длинный, ниже колен, сюртук, брюки навыпуск, с туго натянутыми штрипками, на плечах — золотые эполеты… какая красота. Но при такой форме необходимо, по уставу, надевать сверху летнее серое пальто, а жара стоит неописуемая, все тело и лицо — в поту. Суконная, еще не размякшая, не разносившаяся материя давит на жестких углах, трет ворсом шею и жмет при каждом движении. Но зато какой внушительный, победоносный воинский вид!
Длинная парчовая
одежда его, испещренная узорами, была окаймлена вдоль разреза и вокруг подола жемчугом и дорогими каменьями.
«Воспрещение курить на улицах, — писал он в этой записке, — ограничения относительно покроя
одежды, в особенности же истинно-диоклетиановские гонения противу лиц, носящих бороды и
длинные волосы, — все это, вместе взятое, не могло не оказать пагубного воздействия на общественную самодеятельность.
Посему, и в видах поднятия народного духа, я полагал бы необходимым всенародно объявить: 1) что занятие курением табака свободно везде, за нижеследующими исключениями (следовало 81 п. исключений); 2) что выбор покроя
одежды предоставляется личному усмотрению каждого, с таковым, однако ж, изъятием, что появление на улицах и в публичных местах в обнаженном виде по-прежнему остается недозволительным, и 3) что преследование за ношение бороды и
длинных волос прекращается, а все начатые по сему предмету дела предаются забвению, за исключением лишь нижеследующих случаев (поименовано 33 исключения)».
Подбритые на польский образец волосы, низко повязанный кушак по
длинному штофному кафтану придавали ему вид богатого польского пана; но в то же время надетая нараспашку, сверх кафтана, с золотыми петлицами ферязь напоминала пышную
одежду бояр русских.
Я тотчас же узнал уреневцев… Тут были и третьеводнишние скитницы в темных
одеждах, и
длинный субъект с мрачным лицом, и рябой нищий, и лохматый «юрод», и еще какие-то личности в том же роде.
Перестал быть страшным и Саша: в своей мирной гимназической
одежде, без этих ужасных погон, он стал самым обыкновенным мальчуганом; и от души было приятно смотреть на его большой пузатый ранец и
длинное до пяток ватное пальто.
Звонили ко всенощной, и протяжный дрожащий вой колокола раздавался в окрестности; солнце было низко, и одна половина стены ярко озарялась розовым блеском заката; народ из соседних деревень, в нарядных
одеждах, толпился у святых врат, и Вадим издали узнал
длинные дроги Палицына, покрытые узорчатым ковром.
Когда Федосей, пройдя через сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые
длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних пор ни одна алмазная слеза не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых ран, покрытых
одеждою приличий.
Всем было известно, что царица Савская никому не показывала своих ног и потому носила
длинное, до земли, платье. Даже в часы любовных ласк держала она ноги плотно закрытыми
одеждой. Много странных и смешных легенд сложилось по этому поводу.
Виновник всей этой суматохи, уже успевший вытащить ноги из вязкого дна и выйти из воды, величественно стоял на берегу, смотря на барахтавшуюся в воде массу людей. Он промок до последней нитки и действительно замочил себе и
длинные баки. Вода текла по его
одежде; полные воды лакированные голенища раздулись, а он все кричал, поощряя солдат...
В
одежде этих людей, так чинно сидевших вокруг
длинного стола, уставленного серебром и фарфором, так же как в их понятиях, были перемешаны все века.
Одевался Голован мужиком — всегда, летом и зимою, в пеклые жары и в сорокаградусные морозы, он носил
длинный, нагольный овчинный тулуп, весь промасленный и почерневший. Я никогда не видал его в другой
одежде, и отец мой, помню, частенько шутил над этим тулупом, называя его «вековечным».
Эта музыка наводит на унылые мысли о близости зимы, о проклятых коротких днях без солнца, о
длинных ночах, о необходимости иметь теплую
одежду и много есть.
— В самую глубокую полночь Марфа слышит тихий стук у двери, отворяет ее — и входит человек сурового вида, в
одежде нерусской, с
длинным мечом литовским, с златою на груди звездою, едва наклоняет свою голову, объявляет себя тайным послом Казимира и представляет Марфе письмо его.
На другое утро я, напившись чаю и не отпросившись у мадмуазель Фрикэ, отправился в людскую избу. Мне хотелось опять поболтать со вчерашним чудаком. Не постучавшись в дверь — этого обычая у нас и в заводе не было, — я прямо вошел в комнату. Я застал в ней не того, кого я искал, не Пунина, а покровителя его — филантропа Бабурина. Он стоял перед окном, без верхней
одежды, широко растопырив ноги, и тщательно вытирал себе голову и шею
длинным полотенцем.
Вот край его белой
одежды уже над березами, вот уже выше — уж и самой высокой березе рукой не достать, самой
длинной из своих рук…
И шествуют рядом друг с другом они,
В
одеждах блестящих и
длинных,
Каменья оплечий горят как огни,
Идут под навесом шелковым, в тени,
К собору, вдоль улиц старинных.
Вещи, бывшие при Ольге, как-то: золотые часы,
длинная золотая цепочка, брошка с бриллиантом, серьги, кольца и портмоне с серебряной монетой, были найдены при
одежде. Ясно, что преступником руководили не корыстные побуждения.
Тихо двигалась, растянувшись
длинным хвостом, эта оригинальная смесь племен,
одежд и языков. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и подпекало порядочно. То и дело приходилось останавливаться из-за глубоких болот. Саперы тогда устраивали мостки, набрасывая доски, и по ним переходил один за другим отряд… По таким болотам пришлось идти большую часть пути, и, разумеется, отряд двигался чрезвычайно медленно, делая не более версты в час.
Когда же добрая фея, Дуня, с ее кротким личиком, в
длинной белой
одежде доброй феи, с льняным каскадом белокурых волос появилась из-за деревьев, олеандров и филодендр, наполнявших «сцену», тихий ропот одобрения пронесся по зале.
Более древние изображения представляют Диониса почтенным мужем или старцем с
длинною бородою, с величавым лицом. Но эти изображения мало характерны. На бога перенесен уже готовый тип, по-видимому, созданный первоначально для Гермеса, и Диониса можно узнать только по его атрибутам — виноградной кисти, чаше или ветке плюща. В изображениях и этого типа бог часто имеет совсем женский облик, благодаря женским
одеждам, в которые он облечен; на голове его — женская лобная повязка, иногда даже женское покрывало.
Луна немного переместилась.
Длинные черные тени деревьев, словно гигантские стрелки, показывали, что месяц передвинулся по небу к той точке, в которой ему надлежит быть в девять часов вечера. Кругом все спало. Сквозь ветви деревьев на тропу ложились кружевные тени листвы, я ступал на них, и они тотчас взбирались ко мне на обувь и на
одежду.
Одежда их состояла из
длинных рубах, сшитых из китайской синей дабы с застежками сбоку и подпоясанных тонкими ремешками с напуском по талии.
В туже секунду ответный крик прозвучал на берегу и вмиг белая русалка сорвала с себя покрывавшую ее
одежду и из
длинного со шлейфом одеяния выскользнула фигурка девочки в коротеньком платье, кричавшая во весь голос...
Елочка или не Елочка? Неужели это она — моя Оля, эта красавица в роскошных
одеждах, с легким венецианским кружевом, накинутым поверх распущенных волос,
длинных, пышных и блестящих. Как горят в полумраке ее глаза! Какое бледное и прекрасное лицо у нее, как оно исполнено печали и достоинства в эти минуты.
На створках дверей пестрели две ярко раскрашенные фигуры в фантастических
одеждах, с косыми глазами. Тянулась
длинная вертикальная полоска с китайскими иероглифами. Я спросил, что на ней написано. Хозяин ответил...
Женщины, принадлежащие к ордену, носили
длинную черную
одежду с белым восьмиконечным крестом на груди, черную суконную мантию с тем же крестом на левом плече и черный остроконечный клобук с черным покрывалом.
Широкая пепельного цвета
одежда его, похожая на епанчу [Епанча —
длинный, широкий плащ; короткая суконная накидка у военных, введенная Петром I.], с
длинным, перекинутым назад капюшоном, была опоясана ремнем.
Третий походил на русского монаха; он окутан был в
длинную черную рясу и накрыт каптырем [Каптырь — род капюшона в монашеской
одежде раскольников.], спускавшимся с головы по самый кушак, а поверх каптыря — круглой шапочкой с красной оторочкой.
Сам царь был тоже высок, строен и широкоплеч, в
длинной парчовой
одежде, испещренной узорами и окаймленной вдоль разреза и вокруг подола жемчугом и дорогими каменьями. В это время Иоанну было от роду тридцать девять лет, но на вид он казался гораздо старше.
Неподалеку от балкона, под навесом цветущих лип и рябины, сидели на
длинной скамейке трое мужчин; все они разных лет, в различных
одеждах и, казалось, хотя они все изъяснялись по-немецки, — не одного отечества дети.
Бесформенный вид придавала ему его
одежда: она состояла из рваной собачьей дохи, шапки из такого же меха и кожаных бродень на ногах. Тощая котомка из грубого холста и
длинная сучковатая палка лежали около него.
Одежда его показывала некоторую небрежность; по камзолу, расстегнутому почти до нижней пуговицы, висели
длинные концы шейного платка; обшлаг у левого рукава был отворочен.
Владислав Станиславович, согласно требованию обряда, при шел еще до начала обедни, в широкой неподпоясанной
одежде, белой
длинной рубашке.
Пастор готов был произнести слово судьбы, как вдруг отворилась с шумом дверь церкви и перед нами явилась высокая женщина, с лицом медного цвета, с черными
длинными волосами, распущенными по плечам, в нищенской
одежде.
У постели, на которой он лежал, стояла коленопреклоненная монашенка: черный клобук с
длинною вуалью указывал на полнейшее отречение ее от мира, и этот мрачный головной убор, как и вся черная
одежда, рельефно оттеняли ее худое, далеко не старое и когда-то, видимо, отличавшееся недюжинною красотою лицо с выразительным профилем и большими, полными еще далеко не потухшего огня, глазами.
Уже приступлено было к священному обряду, как в церковь вбежала женщина, высокая, худая, шафранного цвета, с черными,
длинными волосами, распущенными по плечам, в изорванной
одежде чухонки, — настоящее привидение!
Улицы были пустынны. Только у лавок Центроспирта стояли
длинные очереди. И странно, почти не было в городской
одежде, — стояли все бородатые мужики, в полушубках, многие в лаптях.